§2. О физической сущности времени и движения. Сущность дифференциального и интегрального исчисления. - ч.28
Затем он указывает на связь времени с движением: “Однако время не существует и без изменения (для нас в настоящем исследовании не должно составлять разницы, будем ли мы говорить о движении или изменении). Ибо когда не происходит никаких изменений в нашем мышлении или когда мы не замечаем изменений, нам не будет казаться, что протекло время…
Итак, что время не есть движение, но и не существует без движения – это ясно. Поэтому, когда мы исследуем, что такое время, нужно начать [именно] отсюда [и выяснить], что же такое время в связи с движением. Ведь мы вместе ощущаем и движение и время… Следовательно, время есть или движение, или нечто связанное с движением, а так как оно не движение, ему необходимо быть чем-то связанным с движением” [28, с.145-146].
В результате дальнейших рассуждений Аристотель определяет сущность времени: “Так как движущееся движется от чего-нибудь к чему-нибудь и всякая величина непрерывна, то движение следует за величиной: вследствие непрерывности величины непрерывно и движение, а вследствие движения – время; ибо сколь велико [было] движение, столько, как нам всегда кажется, протекло и времени… время есть не что иное, как число движения по отношению к предыдущему и последующему.
Таким образом, время не есть движение [само по себе], но [является им постольку], поскольку движение заключает в себе число. Доказательством этому служит то, что большее и меньшее мы оцениваем числом, движение же, большее или меньшее, - временем, следовательно, время есть некоторое число” [28, с.148-149].
“Ясно также, что время не называется быстрым и медленным, а большим и малым, долгим и коротким. Поскольку оно непрерывно, оно долгое и короткое, поскольку оно число – большое и малое, а быстрым и медленным не бывает; ведь ни одно из чисел, служащих для счета, не может быть быстрым и медленным” [27, с.151].
“Мы не только измеряем движение временем, но и время движением – вследствие того, что они определяются друг другом, ибо время определяет движение, будучи его числом, а движение – время. И говорим мы о большом и малом времени, измеряя его движением, так же как [измеряем] число [предметами], подлежащими счету, например число лошадей одной лошадью; именно с помощью числа мы узнаем количество лошадей… То же относится ко времени и к движению: временем мы измеряем движение, а движением время. И это имеет разумные основания, так как движение соответствует величине, а время движению вследствие того, что они все представляют собой количества, они непрерывны и делимы; движение обладает этими свойствами, потому что такова величина, а время – потому что таково движение. Мы измеряем так же и величину движением, и движение величиной; мы говорим “большая дорога”, если [нам предстоит] много идти, и, наоборот, о “большом переходе”, если дорога велика; так же и о времени соответственно движению, и о движении соответственно времени” [28, с.151-152].
“Так как время – мера движения, то оно будет и мерой покоя, ибо всякий покой во времени. Не надо думать, что находящееся во времени так же необходимо движется, как и все находящееся в движении: ведь время есть не движение, а число движения, в числе же движения возможно быть и покоящемуся” [28, с.153].
“…каждая [вещь] исчисляется родственной ей единицей: монады – монадой, лошади – лошадью, то и время измеряется каким-нибудь определенным временем, причем, как мы сказали, и время измеряется движением и движение временем (это значит, что временем определенного движения измеряется количество и движения и времени)” [28, с.158].
И еще Аристотель обсуждает вопрос о существовании времени вне человека, как чего-то особенного сущего, как некой объективности реальности: “Достойно рассмотрения также то, каково отношение времени к душе и почему нам кажется, что во всем существует время – и на земле, и в море, и на небе. Или потому, что время будучи числом, есть какое-то состояние или свойство движения, а все упомянутое способно двигаться? Ведь все это находится в некотором месте, а время и движение всегда существуют совместно – как в возможности, так и в действительности. Может возникнуть сомнение: будет ли в отсутствии души существовать время или нет? Ведь если не может существовать считающее , не может быть и считаемого , а следовательно, ясно, что [не может быть] и числа, так как число есть или сосчитанное, или считаемое. Если же ничему другому не присуща способность счета, кроме души и разума души, то без души не может существовать время, а разве [лишь] то, что есть как бы субстрат времени; например, если существует без души движение, а с движением связаны “прежде” и “после”, они же и есть время, поскольку подлежат счету”[28, с.157].
Из приведенных цитат следует, что Аристотелю оставалось сделать один шаг в своих рассуждениях, чтобы признать время самим движением, а не числом единиц движения. Аристотель дальше мог бы рассуждать так: если время измеряется движением, то единицей измерения времени является какая-то единица движения, а некоторое число таких единиц определят какое-то количество движения, ведь единица измерения – это не просто число, а число, характеризующее единицу какой-то сущности. И в данном случае такой сущностью является движение и не что иное.
Но каким же трудным оказался этот шаг и не только для Аристотеля, но и для последующих поколений ученых в течение более двух тысячелетий.
Так в чем же дело? На наш взгляд, это, в первую очередь, связано с непониманием сущности движения. Посмотрим, что же говорил о движении Аристотель: “…движение, по всей видимости, есть [нечто] непрерывное, а бесконечное проявляется прежде всего в непрерывном; поэтому, определяя непрерывное, приходится часто пользоваться понятием бесконечного, так как непрерывное бесконечно делимо. Кроме того, движение невозможно без места, пустоты и времени…” [28, с.103].
“…движение помимо вещей не существует: ведь все меняющееся меняется всегда или в отношении сущности, или [в отношении] количества, или качества, или места… Так что если, кроме указанного, нет нечего сущего то и движение и изменение ничему иному не присущи, кроме как указанному. Каждый же из этих [родов сущего] присущ всему двояким образом, например: определенному предмету, с одной стороны, как форма его, с другой – как лишенность; в отношении качества – одно есть белое, а другое черное; в отношении количества – одно завершенное, другое – незавершенное; равным образом и в отношении перемещения – одно вверх, другое вниз или одно легкое, другое тяжелое. Таким образом, видов движения и изменения имеется столько же, сколько и [родов] сущего.
А так как в каждом роде мы различали [существующее] в действительности и в возможности, то движение есть действительность существующего в возможности, поскольку [последнее] таково; например, [действительность] могущего качественно измениться, поскольку оно способно к такому изменению, есть качественное изменение; [действительность] способного к росту и к противолежащему – убыли (ибо общего имени для того и другого нет) есть рост и убыль; [действительность] способного возникать и уничтожаться – возникновение и уничтожение, способного перемещаться – перемещение.
А то, что все это есть движение, ясно из следующего [примера]. Когда то, что может строится, поскольку мы называем его таковым, становится действительностью, оно строится, и это есть строительство; то же относится и к обучению, лечению, катанию, прыганию, созреванию, старению” [238, с.103-104].
“Итак, что именно это есть движение и что состояние движения наступает тогда, когда действительность будет [именно] такой – ни раньше, ни позже – это ясно. Ведь каждая [вещь] иногда может проявить деятельность, а иногда нет” [28, с.105].